Friday, February 6th, 2009
Отец Яков Кротов пишет:
«Совок» есть лишь модель человека. Реального, единичного «советского человека» не бывает. Бывает обычный грешный живой человек – или обычный святой. В этом смысле «совок» есть такая же условность, как любая исследовательская картина мира. «Совок» реален больше как система. Совков с маленькой буквы нет, а Совок с большой буквы живёт и часто побеждает – в смысле, убивает, крадёт, лжёт, развращает. Разумеется, всё это Совок С Большой Буквы делает руками вполне живых людей, которые искренне считают себя не совками, а нормальными гражданами. Тем более, что и в самом совковом Совке всегда бывает некоторый процент людей почти не тронутых плесенью. Совок в них крайне нуждается, потому что, если бы в Совке остались одни совки, он бы в одночасье сам себя съел или помер от голода, после чего предмет для исследования исчез бы.
Вполне возможно, что многие исчезнувшие культуры погибли, потому что Совок стал в них стопроцентным. В сталинском же или в путинском Совке есть и нормальные «работяги», «мужики» - академики, лаборанты, врачи. Конечно, есть сферы, где нормальность исключена – прежде всего, тайная политическая полиция и номенклатура в целом (номенклатура политическая, не культурная и научная элита). Нормальность нормальных, однако, обеспечена прежде всего тем, что в них работает совесть. В этом смысле нормальность, незатронутость совком определяется по тому, что человек считает себя ненормальным. Святой всегда считает себя грешным. Духовно здоров тот, кто считает себя больным. Тот, кто считает совками исключительно окружающих, а себя – здоровым, тот более всего совок.
Дело ещё и в том, что совок не самозарождается внутри тоталитаризма. Его споры присутствуют в любом человеке, в любом обществе и в любую эпоху, Обычно они проявляются как отдельные грешки и грехи – тут волдырь, там экзема. Тут солгал, там пнул. В Совке же с большой буквы эти споры взрываются и приобретают системный характер. Может быть, самое совковое в совках – надежда на то, что совок может исчезнуть вдруг, по мановению волшебной палочки. В этом смысле разгул Совка был вовсе не в эпоху сталинских репрессий (тогда Совок лишь формировался), а в перестройку, когда совки внезапно решили, что достаточно напечатать «Архипелаг ГУЛаг», открыть церкви, разрешить кооперативы и проделать ещё ряд нехитрых магических процедур (магических, потому что не подкреплённых ни законом, ни внутренней трансформацией, ни гражданской активностью), чтобы Совок умер.
«Совок» есть лишь модель человека. Реального, единичного «советского человека» не бывает. Бывает обычный грешный живой человек – или обычный святой. В этом смысле «совок» есть такая же условность, как любая исследовательская картина мира. «Совок» реален больше как система. Совков с маленькой буквы нет, а Совок с большой буквы живёт и часто побеждает – в смысле, убивает, крадёт, лжёт, развращает. Разумеется, всё это Совок С Большой Буквы делает руками вполне живых людей, которые искренне считают себя не совками, а нормальными гражданами. Тем более, что и в самом совковом Совке всегда бывает некоторый процент людей почти не тронутых плесенью. Совок в них крайне нуждается, потому что, если бы в Совке остались одни совки, он бы в одночасье сам себя съел или помер от голода, после чего предмет для исследования исчез бы.
Вполне возможно, что многие исчезнувшие культуры погибли, потому что Совок стал в них стопроцентным. В сталинском же или в путинском Совке есть и нормальные «работяги», «мужики» - академики, лаборанты, врачи. Конечно, есть сферы, где нормальность исключена – прежде всего, тайная политическая полиция и номенклатура в целом (номенклатура политическая, не культурная и научная элита). Нормальность нормальных, однако, обеспечена прежде всего тем, что в них работает совесть. В этом смысле нормальность, незатронутость совком определяется по тому, что человек считает себя ненормальным. Святой всегда считает себя грешным. Духовно здоров тот, кто считает себя больным. Тот, кто считает совками исключительно окружающих, а себя – здоровым, тот более всего совок.
Дело ещё и в том, что совок не самозарождается внутри тоталитаризма. Его споры присутствуют в любом человеке, в любом обществе и в любую эпоху, Обычно они проявляются как отдельные грешки и грехи – тут волдырь, там экзема. Тут солгал, там пнул. В Совке же с большой буквы эти споры взрываются и приобретают системный характер. Может быть, самое совковое в совках – надежда на то, что совок может исчезнуть вдруг, по мановению волшебной палочки. В этом смысле разгул Совка был вовсе не в эпоху сталинских репрессий (тогда Совок лишь формировался), а в перестройку, когда совки внезапно решили, что достаточно напечатать «Архипелаг ГУЛаг», открыть церкви, разрешить кооперативы и проделать ещё ряд нехитрых магических процедур (магических, потому что не подкреплённых ни законом, ни внутренней трансформацией, ни гражданской активностью), чтобы Совок умер.
Отец Яков Кротов пишет:
«Совок» есть лишь модель человека. Реального, единичного «советского человека» не бывает. Бывает обычный грешный живой человек – или обычный святой. В этом смысле «совок» есть такая же условность, как любая исследовательская картина мира. «Совок» реален больше как система. Совков с маленькой буквы нет, а Совок с большой буквы живёт и часто побеждает – в смысле, убивает, крадёт, лжёт, развращает. Разумеется, всё это Совок С Большой Буквы делает руками вполне живых людей, которые искренне считают себя не совками, а нормальными гражданами. Тем более, что и в самом совковом Совке всегда бывает некоторый процент людей почти не тронутых плесенью. Совок в них крайне нуждается, потому что, если бы в Совке остались одни совки, он бы в одночасье сам себя съел или помер от голода, после чего предмет для исследования исчез бы.
Вполне возможно, что многие исчезнувшие культуры погибли, потому что Совок стал в них стопроцентным. В сталинском же или в путинском Совке есть и нормальные «работяги», «мужики» - академики, лаборанты, врачи. Конечно, есть сферы, где нормальность исключена – прежде всего, тайная политическая полиция и номенклатура в целом (номенклатура политическая, не культурная и научная элита). Нормальность нормальных, однако, обеспечена прежде всего тем, что в них работает совесть. В этом смысле нормальность, незатронутость совком определяется по тому, что человек считает себя ненормальным. Святой всегда считает себя грешным. Духовно здоров тот, кто считает себя больным. Тот, кто считает совками исключительно окружающих, а себя – здоровым, тот более всего совок.
Дело ещё и в том, что совок не самозарождается внутри тоталитаризма. Его споры присутствуют в любом человеке, в любом обществе и в любую эпоху, Обычно они проявляются как отдельные грешки и грехи – тут волдырь, там экзема. Тут солгал, там пнул. В Совке же с большой буквы эти споры взрываются и приобретают системный характер. Может быть, самое совковое в совках – надежда на то, что совок может исчезнуть вдруг, по мановению волшебной палочки. В этом смысле разгул Совка был вовсе не в эпоху сталинских репрессий (тогда Совок лишь формировался), а в перестройку, когда совки внезапно решили, что достаточно напечатать «Архипелаг ГУЛаг», открыть церкви, разрешить кооперативы и проделать ещё ряд нехитрых магических процедур (магических, потому что не подкреплённых ни законом, ни внутренней трансформацией, ни гражданской активностью), чтобы Совок умер.
«Совок» есть лишь модель человека. Реального, единичного «советского человека» не бывает. Бывает обычный грешный живой человек – или обычный святой. В этом смысле «совок» есть такая же условность, как любая исследовательская картина мира. «Совок» реален больше как система. Совков с маленькой буквы нет, а Совок с большой буквы живёт и часто побеждает – в смысле, убивает, крадёт, лжёт, развращает. Разумеется, всё это Совок С Большой Буквы делает руками вполне живых людей, которые искренне считают себя не совками, а нормальными гражданами. Тем более, что и в самом совковом Совке всегда бывает некоторый процент людей почти не тронутых плесенью. Совок в них крайне нуждается, потому что, если бы в Совке остались одни совки, он бы в одночасье сам себя съел или помер от голода, после чего предмет для исследования исчез бы.
Вполне возможно, что многие исчезнувшие культуры погибли, потому что Совок стал в них стопроцентным. В сталинском же или в путинском Совке есть и нормальные «работяги», «мужики» - академики, лаборанты, врачи. Конечно, есть сферы, где нормальность исключена – прежде всего, тайная политическая полиция и номенклатура в целом (номенклатура политическая, не культурная и научная элита). Нормальность нормальных, однако, обеспечена прежде всего тем, что в них работает совесть. В этом смысле нормальность, незатронутость совком определяется по тому, что человек считает себя ненормальным. Святой всегда считает себя грешным. Духовно здоров тот, кто считает себя больным. Тот, кто считает совками исключительно окружающих, а себя – здоровым, тот более всего совок.
Дело ещё и в том, что совок не самозарождается внутри тоталитаризма. Его споры присутствуют в любом человеке, в любом обществе и в любую эпоху, Обычно они проявляются как отдельные грешки и грехи – тут волдырь, там экзема. Тут солгал, там пнул. В Совке же с большой буквы эти споры взрываются и приобретают системный характер. Может быть, самое совковое в совках – надежда на то, что совок может исчезнуть вдруг, по мановению волшебной палочки. В этом смысле разгул Совка был вовсе не в эпоху сталинских репрессий (тогда Совок лишь формировался), а в перестройку, когда совки внезапно решили, что достаточно напечатать «Архипелаг ГУЛаг», открыть церкви, разрешить кооперативы и проделать ещё ряд нехитрых магических процедур (магических, потому что не подкреплённых ни законом, ни внутренней трансформацией, ни гражданской активностью), чтобы Совок умер.
Дело Чичваркина продолжил Мамут
Friday, February 6th, 2009 10:35"Ведомости" пишут:
Совет директоров МТС одобрил покупку сотового ритейлера «Телефон.ру» и сети салонов связи «Эльдорадо». О вчерашнем решении совета «Ведомостям» рассказал источник в АФК «Система» (контролирует МТС). Сделки одобрены, подтвердили владелец «Эльдорадо» Игорь Яковлев и представитель «Телефон.ру».
Я так понимаю, что владелец МТС Александр Мамут решил продолжить дело, начатое бывшим владельцем "Евросети" Евгением Чичваркиным, а именно - установить монополию на рынке продаж мобильной телефонии.
И не удивлюсь, если в скором времени ФАС заинтересуется данной сделкой, после чего уже Мамут кинется в бега, а Каганов будет писать очередную оду Басманному суду...
Совет директоров МТС одобрил покупку сотового ритейлера «Телефон.ру» и сети салонов связи «Эльдорадо». О вчерашнем решении совета «Ведомостям» рассказал источник в АФК «Система» (контролирует МТС). Сделки одобрены, подтвердили владелец «Эльдорадо» Игорь Яковлев и представитель «Телефон.ру».
Я так понимаю, что владелец МТС Александр Мамут решил продолжить дело, начатое бывшим владельцем "Евросети" Евгением Чичваркиным, а именно - установить монополию на рынке продаж мобильной телефонии.
И не удивлюсь, если в скором времени ФАС заинтересуется данной сделкой, после чего уже Мамут кинется в бега, а Каганов будет писать очередную оду Басманному суду...
Дело Чичваркина продолжил Мамут
Friday, February 6th, 2009 10:35"Ведомости" пишут:
Совет директоров МТС одобрил покупку сотового ритейлера «Телефон.ру» и сети салонов связи «Эльдорадо». О вчерашнем решении совета «Ведомостям» рассказал источник в АФК «Система» (контролирует МТС). Сделки одобрены, подтвердили владелец «Эльдорадо» Игорь Яковлев и представитель «Телефон.ру».
Я так понимаю, что владелец МТС Александр Мамут решил продолжить дело, начатое бывшим владельцем "Евросети" Евгением Чичваркиным, а именно - установить монополию на рынке продаж мобильной телефонии.
И не удивлюсь, если в скором времени ФАС заинтересуется данной сделкой, после чего уже Мамут кинется в бега, а Каганов будет писать очередную оду Басманному суду...
Совет директоров МТС одобрил покупку сотового ритейлера «Телефон.ру» и сети салонов связи «Эльдорадо». О вчерашнем решении совета «Ведомостям» рассказал источник в АФК «Система» (контролирует МТС). Сделки одобрены, подтвердили владелец «Эльдорадо» Игорь Яковлев и представитель «Телефон.ру».
Я так понимаю, что владелец МТС Александр Мамут решил продолжить дело, начатое бывшим владельцем "Евросети" Евгением Чичваркиным, а именно - установить монополию на рынке продаж мобильной телефонии.
И не удивлюсь, если в скором времени ФАС заинтересуется данной сделкой, после чего уже Мамут кинется в бега, а Каганов будет писать очередную оду Басманному суду...
И еще задачка
Friday, February 6th, 2009 15:36Вынесу из комментов:
Употребив 0,7 под легкую закуску, рыболов обнаружил, что поплавков стало два. В дальнейшем число поплавков удваивалось через каждые 200 грамм. Сколько надо употребить рыболову под легкую закуску, чтобы ловить с 16-ю поплавками? 64-мя? 256-ю? Построить график.
(С)
zvantsev
Употребив 0,7 под легкую закуску, рыболов обнаружил, что поплавков стало два. В дальнейшем число поплавков удваивалось через каждые 200 грамм. Сколько надо употребить рыболову под легкую закуску, чтобы ловить с 16-ю поплавками? 64-мя? 256-ю? Построить график.
(С)
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
И еще задачка
Friday, February 6th, 2009 15:36Вынесу из комментов:
Употребив 0,7 под легкую закуску, рыболов обнаружил, что поплавков стало два. В дальнейшем число поплавков удваивалось через каждые 200 грамм. Сколько надо употребить рыболову под легкую закуску, чтобы ловить с 16-ю поплавками? 64-мя? 256-ю? Построить график.
(С)
zvantsev
Употребив 0,7 под легкую закуску, рыболов обнаружил, что поплавков стало два. В дальнейшем число поплавков удваивалось через каждые 200 грамм. Сколько надо употребить рыболову под легкую закуску, чтобы ловить с 16-ю поплавками? 64-мя? 256-ю? Построить график.
(С)
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
Зал чуть притих. Гурин неожиданно красивым, чистым и звонким тенором вывел:
...Вставай, проклятьем заклейменный...
И дальше, в наступившей тишине:
...Весь мир голодных и рабов...
Он вдруг странно преобразился. Сейчас это был деревенский мужик, таинственный и хитрый, как его недавние предки. Лицо его казалось отрешенным и грубым. Глаза были полузакрыты.
Внезапно его поддержали. Сначала один неуверенный голос, потом второй и третий. И вот я уже слышу нестройный распадающийся хор:
...Кипит наш разум возмущенный, На смертный бой идти готов...
Множество лиц слилось в одно дрожащее пятно. Артисты на сцене замерли. Лебедева сжимала руками виски. Хуриев размахивал шомполом. На губах вождя революции застыла странная мечтательная улыбка...
...Весь мир насилья мы разрушим До основанья, а затем...
Вдруг у меня болезненно сжалось горло. Впервые я был частью моей особенной, небывалой страны. Я целиком состоял из жестокости, голода, памяти, злобы... От слез я на минуту потерял зрение. Не думаю, чтобы кто-то это заметил...
А потом все стихло. Последний куплет дотянули одинокие, смущенные голоса.
-- Представление окончено,-- сказал Хуриев.
Опрокидывая скамейки, заключенные направились к выходу.
(c) Сергей Довлатов. Представление.
...Вставай, проклятьем заклейменный...
И дальше, в наступившей тишине:
...Весь мир голодных и рабов...
Он вдруг странно преобразился. Сейчас это был деревенский мужик, таинственный и хитрый, как его недавние предки. Лицо его казалось отрешенным и грубым. Глаза были полузакрыты.
Внезапно его поддержали. Сначала один неуверенный голос, потом второй и третий. И вот я уже слышу нестройный распадающийся хор:
...Кипит наш разум возмущенный, На смертный бой идти готов...
Множество лиц слилось в одно дрожащее пятно. Артисты на сцене замерли. Лебедева сжимала руками виски. Хуриев размахивал шомполом. На губах вождя революции застыла странная мечтательная улыбка...
...Весь мир насилья мы разрушим До основанья, а затем...
Вдруг у меня болезненно сжалось горло. Впервые я был частью моей особенной, небывалой страны. Я целиком состоял из жестокости, голода, памяти, злобы... От слез я на минуту потерял зрение. Не думаю, чтобы кто-то это заметил...
А потом все стихло. Последний куплет дотянули одинокие, смущенные голоса.
-- Представление окончено,-- сказал Хуриев.
Опрокидывая скамейки, заключенные направились к выходу.
(c) Сергей Довлатов. Представление.
Зал чуть притих. Гурин неожиданно красивым, чистым и звонким тенором вывел:
...Вставай, проклятьем заклейменный...
И дальше, в наступившей тишине:
...Весь мир голодных и рабов...
Он вдруг странно преобразился. Сейчас это был деревенский мужик, таинственный и хитрый, как его недавние предки. Лицо его казалось отрешенным и грубым. Глаза были полузакрыты.
Внезапно его поддержали. Сначала один неуверенный голос, потом второй и третий. И вот я уже слышу нестройный распадающийся хор:
...Кипит наш разум возмущенный, На смертный бой идти готов...
Множество лиц слилось в одно дрожащее пятно. Артисты на сцене замерли. Лебедева сжимала руками виски. Хуриев размахивал шомполом. На губах вождя революции застыла странная мечтательная улыбка...
...Весь мир насилья мы разрушим До основанья, а затем...
Вдруг у меня болезненно сжалось горло. Впервые я был частью моей особенной, небывалой страны. Я целиком состоял из жестокости, голода, памяти, злобы... От слез я на минуту потерял зрение. Не думаю, чтобы кто-то это заметил...
А потом все стихло. Последний куплет дотянули одинокие, смущенные голоса.
-- Представление окончено,-- сказал Хуриев.
Опрокидывая скамейки, заключенные направились к выходу.
(c) Сергей Довлатов. Представление.
...Вставай, проклятьем заклейменный...
И дальше, в наступившей тишине:
...Весь мир голодных и рабов...
Он вдруг странно преобразился. Сейчас это был деревенский мужик, таинственный и хитрый, как его недавние предки. Лицо его казалось отрешенным и грубым. Глаза были полузакрыты.
Внезапно его поддержали. Сначала один неуверенный голос, потом второй и третий. И вот я уже слышу нестройный распадающийся хор:
...Кипит наш разум возмущенный, На смертный бой идти готов...
Множество лиц слилось в одно дрожащее пятно. Артисты на сцене замерли. Лебедева сжимала руками виски. Хуриев размахивал шомполом. На губах вождя революции застыла странная мечтательная улыбка...
...Весь мир насилья мы разрушим До основанья, а затем...
Вдруг у меня болезненно сжалось горло. Впервые я был частью моей особенной, небывалой страны. Я целиком состоял из жестокости, голода, памяти, злобы... От слез я на минуту потерял зрение. Не думаю, чтобы кто-то это заметил...
А потом все стихло. Последний куплет дотянули одинокие, смущенные голоса.
-- Представление окончено,-- сказал Хуриев.
Опрокидывая скамейки, заключенные направились к выходу.
(c) Сергей Довлатов. Представление.